Александр Харитановский "Человек с железным оленем" (Повесть о забытом подвиге) - Глава 6. "Зеленая улица" | Часть I. Псков — Камчатка
Содержание материала
Александр Харитановский "Человек с железным оленем"
(Повесть о забытом подвиге)
Глава 6. "Зеленая улица"
Часть I. Псков — Камчатка
И СНОВА Узбекистан. Крайний юг республики. Город Термез. Термометр показывает пятьдесят градусов выше нуля.
Травин планирует остановку на сутки — надо подремонтировать велосипед и, откровенно говоря, тянет попариться в настоящей русской бане. Такая имеется в городе.
На юге вечер наступает сразу, без обычных для центральных районов сумерек. Кажется, только что светило солнце, а сейчас уже небо полно звезд, и темнота такая, что только столкнувшись нос к носу с человеком, угадываешь его силуэт. Путь лежит через узкий, извилистый переулок, напоминающий коридор. Завернув за угол, Травин неожиданно сталкивается с какой-то тенью в халате и белой чалме.
— Который час, скажите, пожалуйста, — вкрадчиво спрашивает тень, заступая дорогу.
Травин смотрит на светящийся циферблат часов.
— Двадцать три часа двенадцать минут по московскому времени.
— Вы приезжий?
— Да.
— А откуда?
— Издалека, — несколько раздраженно отвечает Глеб, которому надоела эта анкета в темноте.
— Зачем сердиться, душа любезный, зачем обижаться, для твоей же пользы спрашиваю... Курить хочешь?
— Спасибо, не курю.
— Ты сначала послушай, а потом отказывайся. Я не простой табак предлагаю, а за-гра-ничные сигареты. Понял? Контрабанда! Высший класс!
Не раздумывая, Глеб железной хваткой берет спекулянта за плечо.
— А ну-ка, пошли. У нас на Камчатке с такими не церемонятся.
Тень бешено вырывается, но где уж сладить с натренированным спортсменом. Травин неумолимо волочет жулика к светящимся окнам отделения милиции.
— Слушай, ты, псих, — рычит уже на чисто русском языке спекулянт, — отпусти. Слышишь!
Глеб приподнимает задержанного над тротуаром и про должает движение.
— Слушай, отпусти. Я же пошутил. Никакой контрабандой я не занимаюсь. Не веришь? Вот пачка, посмотри.
В милиции выяснилось, что мужчина действительно под видом "заграничных" спекулировал сигаретами ташкентской фабрики.
Выполнив гражданский долг, Глеб занялся своими делами, а спекулянта отвели в "холодную", которую в термезском климате правильнее было называть "горячей".
* * *
Пески. Растительность — верблюжья колючка да изредка полузаметенные кусты саксаула. Абсолютное безветрие. Равнина взбита барханами.
Глеб, обливаясь потом, через силу продолжает крутить педали. Вдали от источника делать привал ни в коем случае нельзя, совсем разомлеешь...
По щеке ударил какой-то жучок. Глеб поймал его — кузнечик? Но вот еще один, за ним еще и еще. Долгоногие, пучеглазые насекомые тянулись с левой, юго-восточной, стороны. Они издавали скрипучий звук... "Да это же саранча!" — дошло, наконец, до Глеба. Дойдет!.. "Жучки" все чаще ударялись о голову, об обнаженные руки и ноги, застревали в волосах, в складках трусов и майки. Вначале велосипедист стряхивал их, но вскоре стало невозможно. Это была уже туча. И она все сгущалась. Резкие бесчисленные удары вынудили спешиться. Окруженный со всех сторон живой массой саранчи, Глеб продвигался с большим трудом. Саранча висела гирляндами на спицах, на раме, на седле, багажнике и лезла, лезла, лезла...
Уже и ноги начинают скользить, колеса с трудом проворачиваются между щитками. "Хорошо, что саранча не кусается, — рассуждает Травин. — А что если она все-таки вздумает попробовать его потное тело — никакого спасения". В голове возникает страшная картина. Невольно пытается он убыстрить движение. Циклометр отсчитывает новые и новые километры, а на голову, как дождь, сыплется саранча. Сколько ее ни бей — бестолку. Лицо и руки покрылись отвратительной маслянистой жижей. Надо садиться на велосипед, все же попытаться вырваться из этой живой каши. Ноги соскальзывают с мокрой педальной резины. Вперед, не обращая внимания на удары и почти вслепую! Велосипед втыкается во встречный песчаный вал. Колеса буксуют. Глеб слезает, перебирается и снова — вперед. Вот она, наконец, показалась серая, потрескавшаяся равнина, такая теперь желанная. Очистив от остатков саранчи велосипед, спортсмен мчится на запад. Но что это? Цвет почвы внезапно потемнел. Подъехал — снова саранча, но более мелкая и ползущая...
Придется двигаться против течения. Может быть, живой поток не столь уж широк. Но не тут-то было. Только тогда, когда на циклометре выпрыгнула новая цифра (Глеб рассчитал, что промчался по саранче двенадцать километров), поток паразитов начал ослабевать. Теперь можно и осмотреться. Поднес к глазам бинокль. Какая-то точка. Юрта? Не похоже. Во всяком случае, курс туда. Постой, да ведь это грузовик...
Путь перегородил неглубокий арык, на противоположном краю которого торчали жестяные щиты. На дна арыка белела порошковая масса. Что все это значит?!
А дальше еще арык, затем третий... Велосипедиста тоже заметили. Когда он перебирался через последнюю канаву, к нему шел от грузовика человек, высокого роста, сухощавый в широкополой шляпе, с биноклем и термосом.
Незнакомец прежде всего предложил Глебу несколько глотков прохладного мятного напитка из термоса, а затем спросил, кто такой. Не успел спортсмен и рта раскрыть, как человек стремительно нагнулся к велосипедному колесу, на котором зеленели остатки раздавленной саранчи.
— Где она?!
Глеб собрался дать обстоятельную картину своего движения в потоке насекомых. Но незнакомцу, видно, не до подробностей. По его сигналу весь лагерь поднялся точно по тревоге. Затарахтел мотор автомашины, нагруженной железными щитами, бочками. Люди забрались в кузов, и грузовик пошел в указанном Глебом направлении. Следом двинулся и сам Травин. Он понял, что это экспедиция по борьбе с саранчой и что разговаривал он, по-видимому, с начальником.
Ехать пришлось недолго, саранча уже приблизилась, но шла мимо подготовленных заградительных линий. Тогда участники экспедиции, растянувшись фронтом, принялись поспешно рыть новые канавы, ограждая их железными щитами. Саранча, стремясь перепрыгнуть через канаву, ударялась о щиты, падала на дно. Другая группа людей осыпала ее химикатами и зарывала. Вместе со всеми орудовал лопатой и Глеб.
— Как на фронте, — заметил кто-то.
— Это и есть фронт. Что будет, если такая орда прорвется на хлопковые поля, на виноградники?..
Авральные работы продолжались день и ночь. Вскоре стали прибывать на помощь отряды, разбросанные в других направлениях. Фронт! Длиннейшие ряды канав — как окопы. В них засыпаны, сожжены легионы страшных вредителей.
Такие заставы по борьбе с саранчой в те дни были организованы по всей Средней Азии. Уничтожали ее и на территории Афганистана, где работали советские самолеты.
На второй день Глеб попрощался с экспедицией и, посоветовавшись с начальником, выбрал дальнейший маршрут.
* * *
26 июня путешественник прибыл в Бухару. Купола мечетей, плоские крыши, лес минаретов. По соседству городок-спутник Каган или Новая Бухара. Он обязан своим возникновением мнимой святости эмира Бухары, не разрешившего "неверным" вести железную дорогу через свою столицу. Парадокс — невежество создает города. В ста километрах западнее — Аму-Дарья, граница Туркмении и Узбекистана. В школе Глеб всегда путал, какая Дарья течет западнее: "Сыр" или "Аму". То же самое получилось и в действительности. Он стоял на берегу Аму, глядел на ее полноводную ширь и стремительное течение, на поросшие камышем и кустарником берега и видел перед собой "Сыр". Реки-сестры.
Травин решил побывать в Крыму…
За Аму-Дарьей начались Каракумы. Путь через пески, вдоль железной дороги, по тракту. Этапы — древние оазисы. Заглядываем в паспорт. 29 июля — Чарджоу, 4 июля — Байрам-Али, 7 июля — Мары, 8 июля — Теджен. За околицей каждого оазиса, за садами и арыками сразу нее начиналась пустыня. "Где вода — там жизнь", — часто слышишь на Востоке.
Громадные массивы бугристых песков сменялись барханами, сыпучими горами, над которыми даже при легком ветре начинали дымить струйки песка. Нередко встречались на пути такыры — ровные и твердые, как асфальт, глинистые площадки с потрескавшейся верхней коркой. Иногда они тянулись цепями друг за другом... После сыпучих песков велосипедист чувствовал себя на такырах, как танцор на блестящем паркете.
11 июля — Ашхабад, один из молодых городов Средней Азии, история которого началась по сути дела лишь после Октябрьской революции. Столица Туркмении встретила спортсмена ливнем. Первый дождь за всю его поездку по Средней Азии! На улицах — реки, вода достает до педалей. Любопытную фигуру велосипедиста, боровшегося с потоком, поймал объектив киноаппарата. Позже Травину говорили: "Мы вас видели на экране".
Насытившись впечатлениями "страны солнца" и получив с избытком закалку, путешественник теперь держит путь вдоль линии железной дороги. К концу июля перед ним раскинулись темно-синие просторы величайшего на земле озера-моря.
Нефтеналивное судно "Марат" вышло из Красноводска в Баку. Капитан, пожилой полный грузин, сидя на мостике, пил чай из самовара. В руках у него был паспорт Глеба.
— Интересно, — молвил он. — Расскажите-ка экипажу о своем путешествии. Время есть. Двое суток дальше палубы никуда не уедете.
Миновали Красноводскую косу, вскоре потонула в море волнистая линия берега. Танкер лег на курс.
Эта была первая беседа Глеба Леонтьевича с моряками о своем путешествии. Впоследствии он такие беседы проводил не раз на судах, плавающих по тихоокеанским трассам. Многие из его встреч зафиксированы благодарностями все в том же паспорте-регистраторе...
Вот показался и Баку. Бесконечный лес нефтяных вышек, башни нефтеперегонных установок. За две недели Травин пересек Азербайджан, Грузию, Северную Осетию, Кабарду. После песчаных пустынь, линии Кавказского хребта, уходящие в заоблачные высоты, окаймленные полосой вечных снегов, поражали суровой грандиозностью. Дороги вились среди поросших буковыми лесами горных отрогов, по зеленым долинам, по ущельям, пересекали многочисленные реки. Отовсюду несся аромат фруктов-дичков: яблок, груш, алычи, кизила, дикого винограда и барбариса. Глеб объедался фруктами после каракумского "великого поста".
Вот и старейшина кавказских рек — Терек, берущий свое начало в ледниках Казбека.
"Чем не Корякская сопка?" — удивился Глеб сходству кавказского вулкана с его камчатским собратом.
Из Тбилиси путь обычен — Военно-Грузинская дорога. Это еще далеко не сегодняшняя благоустроенная асфальтированная магистраль, но после среднеазиатских горных троп и караванных путей она казалась Травину идеальной.
Г. Л. Травин — физрук Камчатской совпартшколы. 1934 г.
