Камчатский край, Петропавловск-Камчатский — краеведческий сайт о Камчатке

Завойко С. В. Тогда мы были молоды (воспоминания Степана Завойко — сына губернатора Камчатки в 1850–1855 годах В. С. Завойко) - Глава I

Содержание материала

Глава I

Детство мое было прожито при особых условиях жизни в местах очень отдаленных, и, так как отец мой, покойный адмирал Вас. Ст. Завойко, занимал там, на окраинах Восточной Сибири, первое место по управлению краем, мне кажется, будет не лишним поделиться моими воспоминаниями с читателями, чтобы они могли узнать, как жили наши русские люди на далекой окраине, не жалея ни труда, ни здоровья для пользы Отечества. Одну часть моих воспоминаний я буду писать на основании собственных воспоминаний, а другую на основании рассказов моего отца и матери.

В 1840 году отец мой, будучи в чине лейтенанта, женился и был назначен начальником Охотской фактории Российско-Американской компании. Тогда ему было всего 31 год. Выехал он со своей молодой женой из Петербурга осенью 1840 года. В Иркутске родился у него первый сын, но он умер в г. Киренске на реке Лене.

От Петербурга до Иркутска и 300 верст за ним отец с матерью ехали в тарантасе и затем, оставив лошадей, перешли на лодки и прибыли в Якутск. Оттуда они уже отправились на расстояние около 1500 верст верхами, так как другого пути не было; ночевали в палатках, так как ехали безлюдной местностью; дорога шла по преимуществу болотами и горами. Сделанная отцом моим дорога от Якутска до Охотска указала ему на практике, насколько неудобно верховое сообщение столь большое, до 1500 верст, которое должно сильно замедлять и удорожать перевозку грузов. Прибыв в Охотск, он убедился также в полном неудобстве Охотского порта для стоянки в нем судов. В то время в Охотске, кроме фактории Российско-Американской компании, был и военный порт.

Отец мой, убедясь в неудобствах Охотского порта, начал приискание более удобного порта, имея в виду открыть его, по возможности, в меньшем расстоянии от сплавных рек.

Обратил он внимание на реку Амур и послал исследовать ее. Сообщил в Петербург о своих исследованиях, но занимать этот пункт ему не было разрешено, и он тогда открыл порт Аян 1, куда в 1845 году и была переведена фактория Российско-Американской компании, и отцу моему было поручено ее устроить. Преимущество порта Аяна 2 перед Охотским заключалось в том, что первый был гораздо удобнее в морском отношении и отстоял от судоходных рек... всего на 230 верст, так что фактория Российско-Американской компании в Аяне для доставки грузов в Якутск шла вьючною дорогой всего только 230 вместо прежних 1500 верст, что, конечно, должно было значительно сократить стоимость их перевозки.

Охотска я не помню, так как меня из него вывезли компанейским судном только годовалым ребенком. Семья моего отца при переезде из Охотска на Аян состояла из него, его жены, моего старшего брата Георгия, старше меня на 2 года, и меня, и был еще при нас мальчик, года на четыре старше меня, Криницкий, сын доктора, который пропал без вести, объезжая окрестности, а мать его во время его отсутствия была убита арестантами. Сына же доктора принесли моей матери.

Затем отец мой уже из Аяна, при посредстве своих знакомых, отправил этого мальчика в Петербург, где и поместили его в штурманский корпус, по выходе из которого Криницкий вскоре умер.

Мы в нашей семье моего старшего брата называли Жорей, и он был общий любимец.

Отец переехал со своей семьей и со всеми служащими на Аян в полную пустыню, не было никаких построек, поселились в палатках, а к осени уже были построены жилые дома, и все туда перебрались.

Построить нетрудно, если можно пригласить для этого подрядчиков, но их не было, и моему отцу пришлось при помощи его команды рубить лес, пилить и обделывать его, построить все своими средствами до рам, дверей и мебели включительно, а также рыть глину и выжигать кирпичи, так что кроме стоимости железа и стекол, привезенных из Америки, он ничего на постройки и не истратил.

Аян я помню, и довольно ясно. Он расположен между двух гор на берегу бухты, огражденной с двух сторон довольно высокими горами, а с моря грядой камней, которые для гавани служат естественным молом.

В стороне расположения местечка была устроена деревянная пристань, к которой подходили суда. Близ пристани было построено два магазина для склада товаров. За ними, но вглубь, между горами, шла улица, дома которой были построены в один ряд. Первый дом занимала контора Российско-Американской компании, второй — команда, третий — правитель конторы и служащий в ней, четвертый — доктор, пятый — отец, шестой — священник, а седьмой была церковь, на которой поднимали крест в момент рождения моей старшей сестры Парасковии, в 1846 г.

В Аяне отец прожил до 1850 года. В это время семейство наше увеличилось еще двумя сестрами — Машей и Катей.

Хотя я из Аяна выехал шести лет, но я помню всю жизнь прекрасно. Думаю, если теперь попал бы туда, то мог бы пройти куда угодно без провожатого. За церковью, прямо от поселения шла между двух гор небольшая высокая долина, покрытая строевым лесом и кустами. Через версту долина эта упиралась в обрыв, спускающийся к морю скалою. Часто я ходил туда гулять с братом моим Жорей, в сопровождении нашей няни, бывшего денщика моего отца Кириллы, за недостатком женской прислуги у меня и брата была няня мужского пола. Говорят, что когда я был маленьким, то он и пеленал меня. Потом мы с братом всюду бывали одни. Зимою ловили зайцев. Для этого брали довольно тяжелые бруски, одним концом клали на снег, а другой подпирали легко небольшой палкой, подкладывая между палкой и брусками ветки березы. Придет заяц и начнет есть березу, дернет сильно за березовый прут, и брус упадет и придавит его.

Мы так все ходили и гуляли одни, и, благодаря богу, ничего с нами не случилось, хотя у доктора, который жил в доме рядом с нами, одной осенью медведь сломал привешенный к его дому аппарат для определения влажности воздуха и количества выпадающего дождя.

Очень хорошо помню одну свою детскую шалость. Мне привили оспу, и, когда я стал поправляться, пришел доктор с докладом к отцу, я вскочил с постели, взял половую щетку и изо всей своей детской силы ударил доктора по спине, приговаривая "не делай больно!!!".

Помню, как собирали чернику и еще ягоду, которая называется шикша. Это ягода черная, круглая, вроде черники, но растет на небольших колючих веточках, вроде моха, но более жесткого.

Точно так же у меня в памяти осталась одна рыбная ловля. Ловили рыбу неводом направо от пристани, на расстоянии версты, на низком месте за горою и между прочей рыбы поймали несколько штук больших рыб с большою головою. Рыбу эту не едят, говорили, что она вредна для здоровья. Мы, дети, совали этой рыбе палки в рот, и она глотала так же, как и камни.

Из лиц, посетивших отца на Аяне, я помню епископа Иннокентия, который был впоследствии Московским митрополитом3. Дружба моего отца с епископом Иннокентием началась еще тогда, когда он, будучи иеромонахом, плавал с моим отцом на корабле "Николай" в 1837 году в кругосветном плавании.

В 1849 году приезжал в Аян генерал-губернатор Муравьев4 вместе с его женою. Здесь отец мой познакомился с Муравьевым, который оценил его деятельность и предложил ему должность военного губернатора в Камчатку в Петропавловск.

Эту должность отец принял, и мы в 1850 году на судне Российско-Американской компании "Аян" перешли в Камчатку.

В то время суда были только парусные, и мы переход делали около 25 дней. Особенных ветров не было. Во время перехода одна из моих сестер Маша трех лет, держа в руках жестяную крышку, влезла на борт судна. Отчего-то судно качнуло, и она полетела, но, к счастью, на палубу и попала лбом на крышку, которая и просекла ей лоб, почему память этого падения осталась у нее на всю жизнь.

Это путешествие чуть не стоило нам всем жизни: пройдя уже Курильские острова, наступил штиль, было туманно, обсервации сделать было нельзя, было неизвестно течение, и вдруг поднявшимся буруном наше судно понесло на скалистые берега Камчатки. На парусном судне без ветра ничего не поделаешь. Все на судне обеспокоились, но, к нашему счастью, начался ветер от берега, и мы счастливо от него отдалились.

В Петропавловск мы прибыли утром рано... Я помню, как мы входили в Авачинскую губу довольно узким проливом около острова Старичкова.

Это громадная скала посреди пролива, без всякой растительности, за милю, недалеко от берега выглядывали большие три камня, называемые Три брата.

Войдя в Авачинскую губу, мы очутились в озере диаметром более 25 верст, впереди был виден Петропавловск, белели издалека домики, окруженные горами, покрытыми лесной растительностью, преимущественно хвойной; большинство гор спускалось к морю скалами, а на заднем фоне высились две сопки громадной высоты, покрытые снегами, и от одной шел дым большими клубами. Это сопки Коряцкая и Авача, действующий вулкан. Представившаяся нам тогда картина настолько грандиозна, что она у меня стоит перед глазами и теперь, когда я о ней вспоминаю. Словами эту красоту передать нельзя, почему я прилагаю при сем карту и фотографические снимки, сделанные одним из моих знакомых, бывшим в Петропавловске уже впоследствии (карта и снимки, о которых пишет С. В. Завойко, в источнике перепечатки, то есть в сборнике "Камчатка" 1993 года, опубликованы не были; в данной публикации в качестве иллюстраций использованы снимки, подобранные из архива сайта. — Ред.).

В день прихода судна мы перебрались в губернаторский дом, который был расположен в большом саду на склоне большой горы, поросшей небольшой березой и хвойными кустарниками, вроде кедра, дающего шишки, в которых находились орехи по вкусу кедровых, но мельче.

Впоследствии орехи эти были нашим лакомством.

Дом наш был одноэтажный, деревянный, удобно расположенный, с большою залою, в которой мы обедали. В Камчатке вообще очень много горных ключей, так в нашем саду их было два с чистой холодной водой. В нашем саду стоял памятник мореплавателю Берингу. Из ягод в саду было несколько грядок клубники, кто ее развел — не знаю.

Так как в Петропавловск в следующем, 1851 году должны были перевести морскую команду около 250 человек из Охотска, а также все управление краем, то отец мой тотчас же по своем приезде начал заботиться о том, как и где поместить имеющих прибыть людей, так как кроме небольших наземных построек и небольших хаток горожан — ничего не было и нанять было не у кого.

Строевого леса в окружностях Петропавловска не было, а лес был необходим, почему отец мой, как только настала зима, что там бывает в конце сентября, поехал на собаках, так как тогда в Камчатке было всего одна или две лошади, расследовать полуостров, чтобы разыскать строевой лес, который оказался в Нижне-Камчатске, имеющем хорошую бухту. Туда отец выслал из Петропавловска несколько человек бывшей в Камчатке команды матросов, которые всю зиму там работали, рубили деревья и обделывали их в бревна, но надо было доставить этот лес в Петропавловск... причем не было никаких перевозочных, кроме собак, средств. Перевозить же на них большие бревна нельзя. Связывать в плоты и вести... Великим океаном был бы большой риск.

Тогда отец распорядился и построил своими средствами из части срубленного им леса большой парусный бот с вооружением шхуны, и при помощи его перевезли из Нижне-Камчатска океаном заготовленный лес в Петропавловск и своею командой приступили к постройке казарм и флигелей для служащих и офицеров, так что когда в 1851 году пришли из Охотска бывшие в распоряжении моего отца транспорты "Байкал" и "Иртыш", то помещение для прибывших людей было уже готово и ожидало только стекол и красок, которые привезли эти суда из Охотска. В этой постройке, как и других произведенных моим отцом впоследствии, которые он возводил ввиду ожидаемого увеличения гарнизона, с рубкою леса в Нижне-Камчатске и перевозкою оттуда в Петропавловск ничего казне не стоило, кроме стоимости стекол, железа, гвоздей и краски, доставленных из Америки.

Надо было делать кирпичи для постройки печей. Хорошей глины в Петропавловске не было, и я помню одну экскурсию отца по розыску глины, в которой я с братом участвовал с отцом.

Отец, брат, я и поручик Губарев, долго живший в Петропавловске, женатый на камчадалке и хорошо знающий местность, отправились на вельботе из Петропавловска в гавань5, составляющую часть Авачинской губы, в которой находится и Петропавловск, на расстояние верст в 12–15. Выехали мы часов в 6 и прибыли на место около 7-ми–8-ми часов. С нами был рулевой и 5 гребцов. Остановившись у берега гавани, мы вышли на берег, отец взял меня и брата, трех матросов с ломами и заступами, и указывать дорогу и места, где можно найти хорошую глину, взял на себя поручик Губарев. Оставив наш вельбот в бухте, мы между кустов кедровника стали проходить от берега к предполагаемому месту нахождения глины. Пройдя около версты, слышим какой-то странный шум, и шагах так в 10 от нас показался маленький медвежонок, а за ним шествует мать — большая медведица и еще два медвежонка. Для такой встречи у нас всего оружия было, что три лопаты и три лома, ни ружья, ни пистолета. Матросы начали стучать ломами о лопаты. Первый медвежонок испугался и побежал, и мать побежала за ним вместе с другими медвежатами, а мы стали продолжать свою дорогу. Мне тогда было семь лет, и не скажу, чтобы я испугался этой встречи, мне было только интересно видеть близко незнакомого зверя, и я, конечно, сразу не понял той опасности, которой подвергался...

 

Примечания (составлены В. П. Мартыненко)

1 Побережье Охотского моря от Охотского порта до залива Аян было описано впервые капитан-лейтенантом В. С Завойко и поручиком корпуса флотских штурманов Д. И. Орловым. Подробное описание залива Аян было сделано В. С. Завойко и подпоручиком А. В. Савиным и опубликовано в 1846 г. в "Записках Гидрографического департамента". >>

2 Высочайшим Императорским указом от 20 сентября 1846 г. заложенное на берегу залива Аян одноименное поселение было названо Аянским портом Российско-Американской компании. >>

3 Епископ Камчатский, Алеутский и Курильский Иннокентий (И. Вениаминов), видный русский ученый, крупнейший просветитель православия на территориях Чукотки, Камчатки, Русской Америки. Впоследствии — митрополит Московский и Коломенский. Умер в 1879 г. >>

4 Граф Николай Николаевич Муравьев (1809—1881), генерал-губернатор Восточной Сибири, государственный деятель. >>

5 Бухта Тарья на западном берегу Авачинской губы. Сейчас носит название бухты Крашенинникова. >>

 

Публикуется по
литературно-художественному сборнику "Камчатка" (Петропавловск-Камчатский, 1993).