В. М. Песков. Чаепитие у Толбачика (из цикла "Любовь — Камчатка")
Вулкан проснулся утром 6 июля 1975 года. И не там, где был его главный кратер, а сбоку в трещине, где сразу заявили о себе четыре жерла. Но потом энергия извержения пошла вверх, по одному из них, образовав огненную свечу высотою более двух километров, а туча из газов, пепла и пара поднялась в небо на двенадцать километров.
В этот же день вулканологи камчатского института, как на войне, по тревоге вылетели к поселку Козыревский, на глазах у которого развивалась фантастическая картина.
Мы с другом Михаилом Жилиным, снарядив свою экспедицию, тоже полетели к вулкану. Изверженье увидели с расстояния в сто километров — над Камчаткой стоял темный столб пепла, подбеленный кромкою пара.
Садимся. После рева моторов всегда поражаешься тишине. Но тут ее нет. Слышен гул, напоминающий отдаленную канонаду. Вблизи, позванивая, катятся сверху новорожденного конуса остывающие, но еще розовые куски лавы.
Прилетевшим, по традиции, предложили бы чай. Но мы тут видим мгновенье аврала: "Помогайте!" Помогаем тащить палатку с каркасом в сторону от потока текущей лавы — она уже чуть обгорела. "Меняем место сегодня уже в девятый раз!" — возбужденно кричит озабоченный, со щетиной на небритом лице вулканолог. — Невероятное, фантастическое изверженье!" — счастливо добавляет он, подавая нам все же кружки с чаем, пахнущим вулканом.
Вокруг все засыпано серым скрипящим под ботинками пеплом, следы на нем напоминают следы людей на Луне. До вулкана примерно три километра. На закате зрелище изверженья особенно интересно: крутые облака пара еще подсвечены солнцем, а внизу уже сумерки. Всплески лавы над кратером выглядят теперь не малиновыми, а огненно-красными. Но это еще не свет в темноте, еще голубеет у горизонта полоска неба, угольно-черным на светлом фоне кажется столб изверженья. И вся мешанина удивительно сочных красок заката и огненных выплесков над кратером сопровождается гулом и непривычным запахом гари.
Рядом с конусом действующим — цепочка потухших. Они родились недавно, как побочные дети Толбачика. Старый конус сейчас бездействует — земная мощь выходит наружу тут, в семнадцати километрах от него. Белоголовый старик молчаливо смотрит, как у ног его пробуют силы дети — черномазые вулканята, среди которых уже определился главный, растущий у нас на глазах.
Близко к полночи. После ужина уставшие вулканологи разбредаются по палаткам. Мы же с Мишей, пока что прыткие, решаем, на сколько можно приблизиться к растущему конусу с ярким факелом наверху. Во всех палатках здоровый храп, вполне уместный на фоне утробного рева стихии. Но у костра с книжкой ночь коротает дежурный. "Как на войне, это необходимо. Мало ли что!.."
Неторопливо, очень неторопливо и осмотрительно идем к вулкану. Темнота застает нас на рубеже примерно шестиста метров от подножья его. На этих подступах к фантастическому светильнику темноты, разумеется, нет. Запись в блокноте делаю без фонарика. Миша в такие минуты бдительно смотрит вверх. Летящие раскаленные бомбы хорошо видно. Большинство их падает на мерцающий огоньками конус вулкана, рождая сноп искр и светлые клубы газа. Вулкан работает в ровном режиме. Мы хорошо видим границу паденья ближайших к нам бомб. Но, так же как у снарядов, летящих в нужный квадрат, недолеты и перелеты могут быть и у бомб вулканических. Многотонный красный ошметок лавы вдруг падает позади нас. Надо бы убежать, но какая-то странная сила нас держит, продвигаемся даже шагов на десять вперед. И, совсем обнаглев, стоим греемся возле упавшей в пепел с характерным шлепком горы красной "каши". Палкой я отделяю порцию этого дара Земли и делаю кружкою в ней углубленье. Остыв, лава становится жесткой, корявой. Кладу эту пепельницу в рюкзак — на память. От быстрых потоков воздуха становится ветрено у вулкана. Слышны крики каких-то птиц. И вот уже видно: мелькают — летят на свет.
На головах у нас, как у строителей, пластмассовые каски. По ним дождем шумит непрерывно летящий из темноты пепел. Неплохая защита — каска, но мешает наблюдать за летящими бомбами, и мы потихоньку пятимся от опасного места. Записываю в блокнот: "Рядом с вулканом покорителем природы себя не чувствуешь".
Три часа ночи. Усталые и опустошенные от обостренности зрения, слуха и обонянья бредем в лагерь. Глазам, привыкшим к красному свету вулканного факела, звезды в просветах между облаками кажутся зелеными.
Утром разговор об опасностях. Вулканологи улыбаются: "Да, нам за опасности надо б приплачивать. Но вот парадокс: за всю историю изученья вулканов ни один человек на Камчатке от извержения не погиб, а на дорогах в год погибают тридцать тысяч. И никто, садясь в “Жигули”, об этом не думает..."
К черному конусу днем поднимаемся так же, как подходят обычно к дикому, малознакомому зверю. Медленно течет, покрываясь сизой коркою, красная лава. А над кратером — чудо! — кружится, наслаждаясь подъемной силой газа и пара, черная стая птиц. Возможно, для воронов забава эта привычная — тысячи лет живут рядом с вулканами. Но мелкие птицы в дожде пеплопада погибли. Часто видим их лежащими кверху лапками. Но особенно много погибших мышей. А животные крупные живы, но явно напуганы изменившейся обстановкой — людей почти совсем не боятся. Вулканологи видели зайцев, лис. "Четыре медведя прошли неторопливо, как призраки, почти что рядом с грохочущим конусом".
А пес Вулкан, живущий в палаточном лагере, не бегает, как обычно, — к кому-нибудь жмется, прячет голову меж коленей. Не сопротивлялся, когда на голову (совсем не для смеха) надевали ему защитную каску.
Ровно, почти спокойно извергался Толбачик более года. Для ученых это было событие небывалое. Прилетали сюда журналисты, "киношники". Зрелище это в отличие от других извержений было доступно для всех. Один день пути из Москвы — и ты уже у подножья "горелой" сопки. По словам людей знающих, со времен землепроходцев столь яркого проявления вулканизма не было на Камчатке.
Василий Михайлович Песков.
Публикуется по газете "Комсомольская правда"
(№ 187-т/50. — 2006. — 14–21 дек.)
с личного согласия В. М. Пескова.