Мартыненко В. П. Именные знаки истории. Путешествие в страну камчатской топонимии
Даже простейшая школьная карта содержит великое множество самых разнообразных географических названий. Среди них встречаются короткие, состоящие из нескольких букв слова и сложные словосочетания. Есть легко объяснимые и есть непонятные наименования. Географические названия всегда вызывают интерес, и, наверное, не встретишь такого человека, который не задумался бы однажды над смыслом названий родного города, села, окрестной реки, местности. Того же, кто будет искать ответы на эти вопросы, ждут интересные открытия.
Существует целая наука, которая занимается изучением географических названий, их происхождением, смысловым значением, эволюцией. Эта наука называется топонимикой. В переводе с греческого "топос"— место, местность, "онома" — имя. С помощью топонимики составляются географические карты, разыскиваются следы давно исчезнувших народов и языков, уточняются исторические факты и события. На многие вопросы может ответить топонимика. К ее помощи, случается, прибегают даже геологи, занимающиеся поиском полезных ископаемых. Не случайно известный советский ученый-лингвист А. К. Матвеев называет топонимию, то есть совокупность географических названий, страной загадок и открытий. Судите сами: по самым скромным подсчетам, у нас на Камчатке существует примерно 60 тысяч географических наименований. А между тем единственная пока работа по камчатской топонимии — "Краткий топонимический словарь Камчатской области" В. П. Кускова — приводит лишь сотую часть топонимов. Так что изучение их — тема поистине неисчерпаемая, и исследователей еще ждут открытия.
"Кто познал бы имена вещей, тот познает и вещи", — говорил Платон.
Прежде чем отправиться в путешествие в страну камчатской топонимии, нужно вспомнить историю нашего полуострова. Знание ее будет самым верным компасом в пути.
Русские люди проникли на Камчатку задолго до знаменитого похода казачьего пятидесятника В. В. Атласова. Но именно "камчатский Ермак" положил начало освоению русскими землепроходцами огромного полуострова. Произошло это на рубеже XVII–XVIII веков. К этому времени Камчатку населяли ительмены, коряки, чукчи, переживавшие эпоху первобытно-общинного строя. Формирование и развитие его на северо-востоке азиатского континента проходило в своеобразных условиях. Суровый климат, огромные труднопроходимые пространства тайги и тундры, горных и водных систем — все это способствовало разобщенности отдельных этнических групп, их языковой обособленности. Диалектные различия, скажем, корякского языка, существующие и поныне, в начале XVIII века были выражены значительно сильнее. Не случайно русские первопроходцы упоминали в своих отчетах об особых наречиях "люторов", "карагинцев", "пенжинских иноземцев", языковых отличиях у "сидячих" и "оленных" людей.
Местные жители были рыболовами, охотниками, оленеводами, морскими добытчиками. И родные места они знали прекрасно, наделив каждую реку, ручей, сопку или береговую излучину особым названием. Эти названия были очень многочисленными. Нужно сказать, что русские люди, получавшие от местного населения первые топонимические сведения, внимательно относились к ним, и это понятно, ведь местные географические названия служили в незнакомом краю основными путевыми ориентирами. Поэтому записывались они или запоминались весьма тщательно, хотя и не всегда точно: ведь языки народностей Камчатки, входящие в группу палеоазиатских, являются очень сложными для восприятия. Тем не менее уже на первых русских чертежах и картах Камчатки были зафиксированы местноязычные топонимы, которые можно отнести к разряду древнейших. Время возникновения этих топонимов не поддается даже приблизительной расшифровке. Совершенно очевидно лишь то, что истоки их рождения лежат в глубокой древности, в эпохе формирования языков. Географические названия передавались из поколения в поколение, изменяясь согласно закономерностям развития языков. Зачастую изменения были столь значительными, что местные жители уже не могли объяснить русским смысл некоторых топонимов. И таких названий-ребусов на карте полуострова множество. Разгадать их могут лишь ученые-лингвисты, знающие законы формирования и развития языков народностей Камчатки. Особо трудно обстоит дело с дешифровкой ительменских географических названий. И вот почему...
Ко времени появления русских на Камчатке ительмены жили на большей части полуострова. Граница их расселения на севере проходила примерно по линии рек Аманины и Уки, южным пределом был мыс Лопатка. По некоторым данным, численность ительменов к началу XVIII века превышала 10 тысяч человек. Однако уже к концу XVIII столетия число ительменов в связи с повальными эпидемиями болезней резко сократилось. Столь же неблагоприятной была и судьба ительменского языка, его диалектов. Этот народ, в отличие от соседей-коряков, вел только оседлый образ жизни и потому в первую очередь испытал сильнейшее влияние языка и культуры русских первопоселенцев. Особенно быстро этот процесс развивался в центральной части полуострова: в долинах рек Камчатки, Большой, Авачи. Здесь ительмены утратили свой язык уже к середине XIX века, а к началу XX столетия такая же судьба постигла и язык северных групп ительменов. В настоящее время им частично владеют лишь несколько десятков человек, живущих в Тигильском районе. А поскольку специальными лингвистическими, в том числе и топонимическими, исследованиями в прошлом никто не занимался, то большинство ительменских географических названий остались пока, за редкими исключениями, "немыми". И заставить их "заговорить", восстановить их первоначальное звучание и смысл — задача весьма сложная.
Возьмем хотя бы известный топоним Авача, которым обозначается река. Существует мнение, что этот топоним лежит в основе названия одноименной бухты. Несомненно, что он — ительменского происхождения. Но вот какому из записанных вариантов этого названия, не говоря уже о переводе, отдать предпочтение: Суаачу, Вовача, Вауа, Вавача или, может быть, Гшуабач — так записал название бухты Г.-В. Стеллер?
Это неизвестно.
Карта Камчатки из книги Георга Стеллера "Описание земли Камчатки"
Или пример другого рода, так называемой "ложной этимологии", — ошибочного толкования слов, одинаковых по звучанию, но различных по смыслу. Так, один из притоков реки Плотниковой носит название Банная. Если учесть, что здесь есть горячие источники, то можно вроде утверждать, что они дали повод для названия. Однако у С. П. Крашенинникова в записях 1738 года этот же приток назван Бааню, а этот топоним — ительменского происхождения.
На западном побережье есть река Утка. С этим названием, кажется, все просто и ясно. Но по-ительменски эта река называется Уут, что значит "лесная".
Подобных примеров — множество. И уж совсем "не повезло" названию самого полуострова. Спор ученых о происхождении названия "Камчатка" длится столетия. Высказывались самые различные и противоречивые суждения, и лишь в последние годы большинство исследователей стали склоняться к точке зрения известного советского историка Б. П. Полевого, связывающего появление топонима "Камчатка" с походами казака Ивана Камчатого (см. на сайте, в разделе "История": "О происхождении названия "Камчатка"". — Ред.).
Однако несмотря на то, что многие древние местноязычные названия на нашем полуострове еще не расшифрованы, можно все же определить общие закономерности их возникновения. Древние рыболовы, оленеводы, морские охотники Камчатки наделяли свои родные места такими наименованиями, по которым можно было легко определить характерные и наиболее важные особенности той или иной реки, озера, сопки, морского берега. И эти названия были очень точными по своим физико-географическим или хозяйственно-бытовым характеристикам. Вот несколько примеров из самого древнего пласта местных названий.
Современная карта полуострова Камчатка
Происхождение названия реки Паланы связывается с корякским словом "пылъылъын" — "порог". Река Палана берет начало из Паланского озера, образуя в истоках цепь порогов и водопадов. Милутваям — в переводе с корякского "заячья река". Воямполка по-корякски звучит как "ваямпылканывок", то есть "река тонущих". У С. П. Крашенинникова название озера Ажабачьего в низовьях реки Камчатки восходит к ительменскому "ажабе" — "месяц белой рыбы". Название сопки Отгазан в верховьях реки Голыгиной соответствует ительменскому понятию "лес валить". Рядом с Отгазан находится сопка Саану — "питательная". Ряд характерных ительменских топонимов приводит участник Второй Камчатской экспедиции студент А. Горланов: реки Ичумач — "березовая", Кчаунч — "испорченная", Пшамакунган — "безрыбная". Можно привести еще множество примеров, свидетельствующих о том, что древние обитатели Камчатки, как и все первобытные народности, давая наименование какому-либо географическому объекту, прежде всего исходили из его оценочно-бытовой характеристики. Вполне очевидно, что эти типы географических названий были очень устойчивыми, как и основа, на которой они возникали. Время их появления не поддается даже приблизительной датировке. А вот период закрепления их в русской языковой практике можно определить довольно точно.
Взглянем на первые чертежи и карты Камчатки. Их чертили на основе фактов, сообщенных русскими первопроходцами, побывавшими на полуострове. Составители карт и дополнительных сведений к ним, так называемых "легенд", были людьми пытливыми и стремились зафиксировать все полученные географические сведения: расположение рек, населенных пунктов, расстояния между ними, особенности рельефа и, разумеется, названия. Так был составлен и один из ранних чертежей Камчатки, принадлежавший перу замечательного сибирского картографа Семена Ульяновича Ремезова. В основу чертежа, который так и назывался — "Чертеж вновь камчадальские земли", то есть новооткрытых земель, легли в основном данные похода Владимира Атласова. Чертеж составлен на рубеже XVII–XVIII веков и содержит небольшое число географических названий. Но это — первые камчатские топонимы, закрепленные на таком официальном документе, каковым являлась карта. Они еще весьма условны и приблизительны, эти названия, поскольку чаще всего не записывались на месте, а говорились по памяти, к тому же и времени после возвращения казаков с Камчатки проходило немало. Вот так, благодаря расспросам очевидцев, изучению их рассказов — "скасок", "отписок", "доездов", и попали на ремезовский чертеж первые камчатские названия, которые мы без особого труда "угадываем" и сегодня. В первую очередь это наименования рек: Кигил (Тигиль), Кинчик (Кихчик), Воемпаллха (Воямполка), Люторка (Олюторка). Вместе с ительменскими, корякскими названиями на чертеже Ремезова появляются пока немногочисленные русские: реки Таловка, Пустая, Лесная, Русакова, Березовка, сопка Горела, острог Верхной Камчатской. Примечательно, что в основе первых русских топонимов тоже преобладают физико-географические и ориентирно-описательные характеристики. Это названия-компасы, данные людьми, ходившими в неведомую камчатскую землю.
Пройдет еще двадцать пять лет, и в начале XVIII века исследователь и знаток полуострова казак Иван Петрович Козыревский собственноручно начертит карту Камчатки, на которую ляжет новый пласт географических названий, отражающий короткий, но удивительно емкий этап освоения и исследования камчатской земли. К известным уже нам топонимам на чертеже Козыревского 1726 года добавится множество новых: Ича, Аглукомина, Крутогорова, Конпакова (Колпакова), Кыхчик, Большая, Опала, Явина, Чажма, Кроноцкая, Шемячик (Семячик), Малкова, Ашача (Асача), Колбачик (Толбачик), Калигерская губа, Авача. Это названия рек, морских заливов, островов — топонимы, входящие в группу так называемых гидронимов. Именно они преобладали на чертежах С. У. Ремезова. Это было естественно, поскольку именно по морским берегам и речным системам полуострова двигались русские землепроходцы, и гидронимы попали на карту первыми. Но в отличие от ремезовских чертежей карта Ивана Козыревского дополняется целым рядом названий событийно-исторического звучания, отражающих более основательное изучение и освоение полуострова. Вот несколько примеров.
Река Воровская на западном побережье Камчатки. Слово "вор" когда-то означало "бунтовщик", "злодей". Происхождение названия связано с частыми столкновениями казаков с жителями приречья.
Большерецкий острог. В надписи на своей карте Козыревский поясняет: "И на показанной Большой реке острог и ясачное зимовье... поставил, и с бою аманатов взял, и в вечной ясачной платеж привел".
Река Голыгина на юго-западе Камчатки. Названа по фамилии якутского казачьего десятника Ивана Голыгина, погибшего в этом районе.
Рядом с изображением реки Козыревской автор помещает любопытную надпись: "Река прозвищем Козыревская. Сначалу иноземцов в ясак призвал отец мой, Петр Козыревский".
Есть на карте И. П. Козыревского и топоним, ставший легендарным, и объяснение его происхождения до сих пор вызывает споры ученых. Это знаменитая река Федотовщина. Здесь помещена следующая надпись: "Зимовья два были. У прошлых годах из Якуцка города морем на кочах были на Камчатке люди... Два коча, сказывали. И зимовья знать и поныне". Справедливости ради нужно отметить, что топоним Федотовщина, зимовье Федотово, Федотовско зимовье есть и на более ранних русских чертежах Камчатки. В одних случаях эти названия помещаются в районе реки Воемля (Лесная), в других — в среднеречье Колымы. Топоним, связанный с именем Федот, встречается и на более ранних чертежах Восточной Сибири.
Большинство топонимов, о которых шла речь выше, относятся к группе антропонимов — весьма многочисленной семье географических названий, происходящих от личных имен и фамилий русских людей, в основном казаков. Время рождения этих антропонимов — конец XVII — начало XVIII столетия. Таких названий сравнительно немного: остров Верхотурова, реки Голыгина, Козыревская, Ивашка, Шестакова, Трапезникова заимка и некоторые другие. Современниками этих названий являются антропонимы, образованные от личных имен коренных жителей Камчатки. Эта группа географических названий значительно шире. И вот почему.
Историк С. Б. Окунь приводит примечательный документ, где русским правительством предписывалось выяснять на местах "у тех народов княжей и лучших людей", записывать их и "иметь к ним ласку и привет, и бережение, чтоб они великому государю служили верно и радетельно и улусных людей своих ото всякой шалости унимали, а иных немирных иноземцов под его, великаго государя, высокодержавную руку призывали, и на всякие их службы великаго государя милостью обнадеживать, и кто из них такую службу покажет, о том писать в Якуцк, а тем людям за такие службы прислана будет великаго государя милость, подарочное жалованье...".
Таким образом, "проведывая" новые земли, русские первопроходцы имели определенную цель, диктовавшуюся общей государственной политикой.
Просматривая "ясачные росписи", различного рода "скаски", "доношения", "отписки", можно найти немало доказательств неуклонного соблюдения правительственных инструкций.
"И будучи мы, раби твои, на Большой реке... лутчего иноземца Кушугу с родниками ласкою и приветом под твою высокодержавную руку с ясачным платежем из острогу его вызывали..." (Из челобитной Д. Анцифорова и И. Козыревского.)
"1731 году сентября 27 дня Машурина острогу ясачной лутчей тойон Начика в скаске своей сказал..." (Из "доношения" штурмана Я. Генса.)
Названия рек, острожков вполне сознательно связывались русскими с именами или прозвищами живших там "лутчих людей" — тойонов. При этом следует учесть, что сами местные жители никогда не называли географические объекты людскими именами. На это указывал еще С. П. Крашенинников, отмечавший, что "камчадалы ни рек, ни озер, ни гор, ни островов именами людей не называют". Следовательно, можно приблизительно верно определить время рождения антропонимов, в основе которых лежат имена местных жителей. Это конец XVII — начало XVIII века. Именно тогда в русских документах появились названия рек — Амшигачева, Чекавина, Брюмкина, Вахиль, Карымчина, Налачева, Облуковина, Опала, Колпакова, селений — Ганалы, Карымай, Начики, Апача, Пиначево, многие другие географические названия, восходящие к собственным именам ительменов, коряков, чукчей.
Как следствие уже более глубокого изучения полуострова, в первой трети XVIII века в языковой практике русских поселенцев, в картографических материалах и других документах появляются названия самых разнообразных географических объектов: рек и речных притоков, озер, горных систем, урочищ — часто более второстепенного значения. Это русская топонимия, дополнившая и частью вытеснившая местную, несшая физико-географическую окраску: реки Белая, Белоголовая, Большая, Быстрая, Мутная, Еловка, Ключовка, Морошенная, Лесная, Лиственничная, Бобровка, Поперечная, Половинная, Пустая, Сопочная, Сухая, Горячая, Шумная, Таловская и др., озера Курильское, Култушное, Дальнее, мысы Маячный, Желтый... Процесс пополнения этой группы названий, начавшийся в конце XVII века, продолжается и в настоящее время. Однако основной комплекс названий крупных географических объектов — внутренней гидросистемы, большинства горных возвышенностей и примечательных деталей ландшафта — можно считать сложившимся в официальной практике уже ко второй трети XVIII века. Свидетельством этому — огромный топонимический материал, отложившийся в классическом труде С. П. Крашенинникова "Описание земли Камчатки".
Менее "заселенной" названиями оставалась береговая линия полуострова. Освоение этих "белых пятен" камчатской топонимии начиналось одновременно с изучением прибрежной зоны Камчатки. Этот процесс был более поздним и длительным, и связан он, главным образом, с плаваниями русских моряков и гидрографическими исследованиями в прикамчатских морях.
Поворотным пунктом камчатской истории стал 1716 год. В этом году впервые был проложен морской путь из Охотского порта к западному побережью полуострова. По пути, открытому русскими мореходами, двинулись исследователи. В течение пятнадцати последующих лет к берегам Камчатки и прилегающих к ней территорий снаряжались экспедиции Я. А. Елчина (1716 г.), первых русских геодезистов тихоокеанских земель И. Б. Евреинова и Ф. Ф. Лужина (1718–1722 гг.), Первая Камчатская экспедиция В.-Й. Беринга (1725–1730 гг.), морской поход штурмана И. Федорова и геодезиста М. С. Гвоздева (1732 г.). В результате были значительно уточнены береговые очертания полуострова. Но существенных дополнений к уже имевшейся номенклатуре географических названий внесено не было. Например, В.-Й. Беринг в ходе Первой Камчатской экспедиции ограничивался картографическими пометками общего характера: "гора, которая в Кроноках", "гора на Аваче, которая горит", "гора на Жупаново".
В составлении детальных географических карт камчатского побережья несомненная заслуга принадлежит талантливому участнику Второй Камчатской экспедиции В.-Й. Беринга — А. И. Чирикова штурману Ивану Фомичу Елагину. Высокая точность проделанной им работы была подчеркнута его непосредственным руководителем, капитаном А. И. Чириковым. Примечательна экспликация Чирикова к карте южной части Камчатки, составленной И. Ф. Елагиным:
"Карта плоская камчатской земли Южного угла, которая сочинена по описи в 1740 году посланным от капитана командора Беринга по предложению капитана Чирикова штюрманом Елагиным. А описывана от Большой реки по западному берегу до конца Южного угла и вся залива Аваченская с надлежащими пеленгами, мерою сухим путем, а от Южного угла до Шипунинского мысу восточная сторона описывана морем с судна, которая опись приемлется за наивернейшую прежних описей".
В "наивернейшей" описи Ивана Елагина, которому выпала честь подготовить на Камчатке необходимые условия для предстоящего плавания пакетботов экспедиции, были закреплены географические названия, ранее на картах не отмеченные. Это "Камбалина река" и "Камбалинская сопка", "Авачинская губа" и "Аваченская сопка", "река Паратунка", "Вилюйченская сопка" и др. Штурман Иван Фомич Елагин является и автором первой известной нам карты Авачинской губы. Именно благодаря этой карте мы знаем сейчас некоторые, не существующие ныне ительменские названия в акватории Авачинской губы и в ее устье: Вауа — мыс Маячный, Коюмы — мыс Станицкого, Нитей — мыс Входной, Сапосма — мыс Безымянный, Ниакина — гавань Петропавловская, Нитасью — мыс Сигнальный, Ниукач — остров Хлебалкина, Уташам — мыс Северный полуострова Завойко.
Участник двух экспедиций В.-Й. Беринга штурман И. Ф. Елагин положил начало огромному комплексу гидрографических работ в камчатских морях, продолжавшихся с конца 30-х годов XVIII века вплоть до начала XX столетия. Начальный этап этих исследований был выполнен людьми, служившими на северо-востоке и плававшими на кораблях, построенных в первых тихоокеанских портах России. Нельзя не вспомнить об этих отважных и неутомимых исследователях уже потому, что имена многих из них остались на географических картах и принадлежат истории.
Работы И. Ф. Елагина, В. А. Хметевского и других участников Второй Камчатской экспедиции продолжил С. П. Крашенинников, составивший географическое описание всего полуострова и, в частности, его побережий. Позднее, в своем классическом труде, Крашенинников ввел в научный оборот сотни местноязычных и русских географических названий, записанных им на камчатской земле. Это — наиболее полный перечень камчатских топонимов по их состоянию на конец 30-х — начало 40-х годов XVIII века.
В 1761–1762 годах отправившиеся из Охотского порта штурманы В. А. Хметевский и И. Балакирев описали и положили на карту Гижигинскую и Пенжинскую губы.
В 1764 году вышедший на галиоте "Св. Екатерина" из Охотского порта лейтенант И. Синдт сделал опись восточного берега Камчатки от Авачинского залива до мыса Хатырка.
В 1775 году по распоряжению главного командира Камчатки М. К. Бема штурманский ученик Г. Измайлов составил карту северной части полуострова, причем маршрут исследователя пролегал берегом от Большерецка к Тигилю и далее — к реке Пустой. Здесь Измайлов пересек полуостров и вышел на восточное побережье, спустился к реке Уке, откуда вновь отправился на западный берег и замкнул маршрут в Большерецке.
В 1787 году сержант геодезии Елистратов произвел опись полуострова (ныне носящего его имя) на западном берегу Пенжинской губы.
В 1790 году геодезисты Худяков и Гилев осуществили опись восточного берега от мыса Шипунского до мыса Лопатка.
Так, на протяжении более чем полувека от начала работы Второй Камчатской экспедиции все более расширялись и уточнялись географические представления о береговой черте полуострова Камчатка и прилегающих к нему территорий. Совершенствовались карты и, соответственно, увеличивалась номенклатура географических названий. Причем нужно особо подчеркнуть одну характерную особенность этого процесса: появление новых и трансформация, переосмысливание уже существовавших побережных географических названий носило особый характер. Здесь были свои методы. Чаще всего, когда моряки присваивали название какому-либо объекту или меняли прежнее, они "привязывались" к самому приметному со стороны моря соседствующему ориентиру. На Камчатке такими ориентирами были, конечно, сопки, горные вершины. А поскольку многие из них были именованы еще в первой трети XVIII века, то название сопки обычно передавалось береговому объекту. Это делалось в ряде случаев намеренно, чтобы облегчить заботы навигаторов. В самом деле, какой, скажем, ориентировочный признак несло ительменское название бухта Наякшин? Никакого. Очевидно, так и рассудили гидрографы П. Ильин и П. Скрыпов, проводившие в 1830 году детальную опись береговой полосы от мыса Шипунского до мыса Лопатка. Они дали новое название бухте, отмеченной в описи их предшественника, сержанта А. Гилева, под именем Наякшин. Так и возник второй гидроним: бухта Вилючинская. Появление нового названия гидрографы прокомментировали так: "Бухта Вилючинская простирается в берег на норд-вест на четыре мили, шириною около мили. Вершина ея примыкает к подножью известной сопки Вилючинской и принимает здесь вытекающую из хребтов речку того ж названия". Так, для простоты ориентировки, получил единое наименование целый комплекс соседствующих географических объектов. А вот появление в описи Ильина и Скрыпова других гидронимов, к примеру, мыс Ловушек, кекур Караульный, Тюленья отмель, Фальшивые островки и др., связано с причинами чисто навигационного свойства. Этот принцип в работе гидрографов был основным.
К концу XVIII века русская топонимия суши полуострова в общих чертах сформировалась. Ее взаимоотношения с топонимией местноязычной были неоднозначными. В районах с сильным влиянием русского языка местные топонимы частично ассимилировались, перейдя в разряд субстратных, т. е. несущих следы древних камчатских языков. Часть местноязычных топонимов (сравнительно небольшая) была вытеснена новыми названиями. Однако доля русской топонимии была островком в безбрежном море коренных географических названий. Процесс же формирования топонимии побережий Камчатки продолжался, и начало XIX столетия стало в известном смысле поворотным этапом. Именно этому столетию топонимия камчатского прибрежья обязана столь пышным разнообразием географических названий, вызывающих живейшее любопытство, пристальный интерес любознательного человека.
Первая треть XIX века в истории отечественного флота проходила под флагом великих русских кругосветных мореплаваний. Дальневосточные моря и земли занимали в них важнейшее место, и особое — Камчатка, где находился тогда единственный русский тихоокеанский порт. Начиная с первого десятилетия XIX века у берегов Камчатки побывали кругосветные и полукругосветные экспедиции И. Ф. Крузенштерна на шлюпе "Надежда" (1804, 1805 гг.), В. М. Головнина на шлюпе "Диана" (1811 г.), О. Е. Коцебу на бриге "Рюрик" (1816 г.), В. М. Головнина на шлюпе "Камчатка" (1818 г.), М. Н. Васильева и Г. С. Шишмарева на шлюпах "Открытие" и "Благонамеренный" (1820, 1821 гг.), О. Е. Коцебу на шлюпе "Предприятие" (1824 г.), Ф. П. Врангеля на шлюпе "Кроткий" (1826 г.), М. Н. Станюковича на шлюпе "Моллер" (1827, 1828 гг.), Ф. П. Литке на шлюпе "Сенявин" (1827, 1828 гг.), В. С. Хромченко на военном транспорте "Америка" (1832 г.), А. Л. Юнкера на транспорте "Або" (1841 г.), И. В. Вонлярлярского на транспорте "Иртыш" (1845 г.), Г. И. Невельского на транспорте "Байкал" (1848 г.) и др. Эти плавания оставили заметный след в развитии географических представлений о дальневосточных морях и землях. Имена руководителей экспедиций, командиров кораблей, офицеров флотских экипажей, ученых запечатлены на картах и напоминают нам о выдающейся эпохе русского кругосветного мореплавания. Эти имена продолжают пространный список географических названий полуострова, данных в чью-то честь.
Мы можем встретить на картах и в лоциях имена начальников Камчатки, служивших здесь в различные годы: капитана 2-го ранга А. В. Голенищева, генерал-майора В. С. Завойко, капитана 2-го ранга Ф. Е. Станицкого, помощника начальника Камчатки капитан-лейтенанта П. Ф. Кузмищева.
Остались в камчатской топонимии названия кораблей: бота Охотской флотилии "Алеут", парусно-винтовых крейсеров "Африка", "Забияка", клипера "Вестник", шхун "Ермак", "Сахалин", "Сибирь", "Сторож", военных транспортов "Шилка", "Якут", канонерских лодок "Манджур" ("Маньчжур"), "Сивуч", пароходов "Кострома", "Минеола".
Памятью о работах геодезистов, военных топографов, гидрографов, офицеров корпуса флотских штурманов остались на картах Камчатки и в лоциях имена поручика И. М. Божедомова, капитана 2-го ранга Н. Гаупта, мичмана Я. В. Драхенфельса, лейтенанта К. Е. Енгалычева, штабс-капитана Н. Н. Лелякина, капитана А. Ф. Машковцева, штабс-капитана А. А. Ресина, поручика В. Е. Семенова, капитан-лейтенанта И. Н. Сущева, лейтенанта Г. Р. Тобизина, прапорщика А. Хлебалкина и др. Особое место занимает в этом ряду фигура гражданского моряка, замечательного гидрографа-энтузиаста Фридольфа (Фабиана) Кирилловича Гека, чье имя носят несколько географических объектов. О Ф. К. Геке необходимо упомянуть уже потому, что он является автором десятков географических названий на картах и в лоциях дальневосточных морей.
В 1885 году, во время плавания в Беринговом море, владивостокский "вольный" шкипер Ф. К. Гек на шхуне "Сибирь" произвел детальную опись прежде не обследованной части корякско-чукотского побережья от бухты Карага до бухты Дежнева. Тогда же им впервые обстоятельно описаны южный и западный берега острова Карагинского.
В 1900 году Ф. К. Гек на шхуне "Сторож" выполнил промеры у восточного берега Камчатки между мысами Шипунским и Поворотным и сделал опись некоторых участков юго-восточного побережья, в том числе заливов Кроноцкого и Камчатского и бухт Бечевинской, Тихирки, Моржовой.
По материалам кропотливой и весьма точной по исполнению работы Ф. К. Гека Главное гидрографическое управление издало "Планы гаваней и бухт на восточном берегу Корякской земли и на полуострове Камчатка" и "Карту залива Корфа с гаванями". Если говорить о топонимии, то, в сущности, довольно значительная часть наименований географических объектов обязана своим существованием шкиперу Ф. К. Геку. Это, прежде всего, бухта его имени в заливе Корфа и названные именами его судов бухты Сибирь и Сторож в заливах Корфа и Камчатском. Затем — ряд названий описательного и чисто гидрографического свойства: мысы Ориа и Ара (по гнездившимся там птицам), Аргали (по наличию горных баранов), озеро Тюленье, бухты Глубокая, Сомнения, Иматра, мысы Красный и Крещенный Огнем…
Многие названия, данные Ф. К. Геком, носят посвятительный характер и даны в честь его друзей и родных (бухты Анастасии, Наталии, Рессина, Линдгольма), военных и государственных деятелей (генерала М. Д. Скобелева, генерал-майора Витгенштейна, генерал-губернатора Приамурья А. Н. Корфа). Несколько особняком в этом ряду стоят данные Геком названия бухт в честь святых апостолов Петра и Павла, возможно, в память об экспедиции В.-Й. Беринга — А. И. Чирикова.
В 1880 году на Дальнем Востоке организуется специальная гидрографическая экспедиция, получившая название "Отдельная съемка Восточного океана". В первый период своей деятельности экспедиция занималась в основном описью залива Петра Великого, Татарского пролива и Амурского лимана. Через восемь лет после создания "Отдельной съемки" на ее базе была основана Гидрографическая экспедиция Восточного океана, которую спустя несколько лет возглавил Борис Владимирович Давыдов, впоследствии крупнейший гидрограф дальневосточных морей. В 1911 году экспедиция Б. В. Давыдова "развернула работы" в Охотском море. Они закончились в 1920 году, охватив все охотоморские побережья и выйдя на восточный берег Камчатки в районе острова Карагинского и подойдя таким образом к исходному пункту, откуда в 1885 году начал съемки шкипер Ф. К. Гек. А в 1923 году во Владивостоке была издана знаменитая Давыдовская лоция, капитальный труд, обобщивший результаты деятельности русских гидрографов Дальнего Востока. Чрезвычайно обстоятельное, изложенное прекрасным языком навигационно-гидрографическое описание Бориса Владимировича Давыдова носит название — "Лоция побережий РСФСР Охотского моря и восточного берега полуострова Камчатки с островом Карагинским включительно". Эта лоция содержит огромное число топонимов побережий полуострова, русских и местноязычных.
С советским периодом камчатской истории связан новый пласт камчатской топонимии, отразивший, в первую очередь, наиболее существенные явления и события в жизни полуострова. На карте Камчатки появились географические названия, связанные с именами первых камчатских большевиков, деятелей Коммунистической партии и Советского государства, героев Великой Отечественной войны, ученых.
Дело, начатое первопроходцами, имена которых увековечены на картах Камчатки, продолжают многочисленные исследователи и научные экспедиции. Продолжается широкое комплексное изучение полуострова, строятся новые населенные пункты, осваиваются новые территории. Составляются самые различные карты полуострова, в их числе физико-географические, социально-экономические, землеустроительные. А это значит, что к великому множеству уже известных топонимов добавляются другие, еще неизвестные науке. И, наконец, рождаются новые географические названия. Процесс этот бесконечен, ибо он — порождение истории.
Публикуется по книге В. П. Мартыненко "Камчатский берег"
(Петропавловск-Камчатский, 1991).
Иллюстрации к статье добавлены авторами сайта.